Соулмейт!AU, если между вами расстояние — на теле растут цветы; аллюзионирую на Аннигиляцию, 293 слова По отправляется в разведвылет в Неизведанные регионы. Через три дня на руках Падме появляются бутоны нарциссов. Чернильные, монохромные — она обводит контур антикварной ручкой. Бутоны зудят; стихают, только когда она рисует. Через неделю чернила в ручке заканчиваются. Падме разглядывает полураскрывшийся цветок под левой грудью, стебель загибается вверх — к солнечному сплетению. Трогает, обводит контур пальцами — и закрывает глаза, когда чувствует вместо гладкости кожи выпуклость, словно там, под сеткой капилляр что-то есть. Бутоны на руках раскрываются еще через четыре дня. От стебля на солнечном сплетении расходятся новые витки — к шее, ключицам, вниз — неровной линией рассекают живот, цепляют бедренную косточку, проступают на внутренней стороне бедер. Через три дня цветы прорастают сквозь; обретают рельеф. Через четыре Падме тяжело дышать — они добрались до легких. Распускаются там. Цветут. По возвращается к концу четвертой недели; на его руках расцветает шиповник, и его голос звучит хрипло — будто бы расцарапана гортань. Будто бы он сам не свой. Не он. Через два дня Падме дышит так же свободно, как раньше, но голос По не меняется. Стебли, проросшие вдоль вен и жил, выступающие рельефом, бугрятся. Падме не понимает. Через три дня сквозь горло По прорастает шиповник. Она целует По в шею, где все еще бьется жилка, гладит его лицо — брови, скулы, рот. Он обводит витки стебля — от солнечного сплетения и дальше — сначала пальцами, потом ртом. На седьмой день цветы возвращаются в легкие. Растут. Растут. Словно он все еще не здесь. Не с ней. Она спрашивает — но По не отвечает: гортань проросла насквозь. С его возвращения проходит две недели, и Падме почти не дышит, а По по-прежнему молчит. «Он вернулся две недели назад, — думает Падме. — Почему так?» Она спрашивает — и По наконец отвечает. Выводит: «Не я». Падме гладит его руки, он касается ее щеки. Потом сквозь ее скулу прорастает нарцисс, пуская побег. Падме не может ничего.
Садится в постели и включает лампу; долго смотрит на левое запястье — линия пульса обрывается и вытягивается струной. Растерянно трет кожу, но ничего не меняется — линия не стирается, не выстраивается неровными — хоть какими-нибудь — зубцами вновь; сначала это кажется шуткой. Комм отказывается связать его с сенатом — и с сенатором Амидалой. Комм говорит, что связи нет. По снова смотрит на руку, затем подрывается и наворачивает несколько кругов по спальне. Запинается об угол кровати, ругается, но ему не становится легче. Сенатор Амидала — Падме — должна лежать в этой постели. На его руке должен биться ее пульс — как его частит на её запястье сейчас. Сенатор Амидала — Падме — не должна отправляться с дипмиссией в криффовы Неизведанные регионы. Она не должна отправляться туда одна. — Она и не одна, — слышит По в своей голове. — Но я не с ней, — отвечает По и отворачивается к стене. Это не ошибка — понимает он, когда и три дня, и неделю, и две недели спустя пульс отсутствует. Ученые проводили эксперименты: на трупе пульс продолжает биться, пока не встретишь другого — правильного другого. Того самого. Или пока труп не разложится настолько, что пульсовая кривая просто перестанет просматриваться. «Не ошибка, — думает По, когда возвращается с очередного разведвылета и идет в душ. Запрокидывает голову, подставляя лицо; отводит мокрые волосы со лба. — И с этим живут тоже»
В конце концов, люди живут без ног, без рук, без глаз — у Падме очень красивые глаза, как небо, и По вспоминает об этом, когда крестокрыл взмывает ввысь, разбивая безбрежную синь.
Когда Падме возвращается спустя полгода, По этого не чувствует.
Он обнимает ее, она кладет голову ему на плечо, дышит в шею.
в хорошем смысле
не з.
соулмейт!AU, на левой руке пульсовая кривая соулмейта; опять аллюзирование на Аннигиляцию; 280 слов
з.
з.
Я очень рада ^^
Спасибо вам за заявку)
Гости, вам тоже спасибо! (:
Автор, который уничтожил х)