эта прекрасная заявка достойна лучшего исполнения, но я не смог пройти мимо
235 слов не приходя в сознаниеЭнакину почти ничего не известно о капитане Таркине. За время, которое продолжался побег из Цитадели, он узнал немногое: что тот холоден, высокомерен, неплохо стреляет, любит поговорить и обладает талантом раздражать почти всех, с кем сталкивается. Позже, уже прилетев в Корусант, Энакин узнал еще кое-что: Таркин умел благодарить, как никто другой.
Благодарность Таркина оказалась неожиданной и яркой, словно выстрел из бластера, глубже самых глубоких уровней Нижнего города. Благодарность Таркина была одновременно хрупкой
(тонкие бледные пальцы, худые запястья, их так просто сломать даже не прикасаясь — Энакин смог бы, если бы хотел остановить его)
пронзительно ломкой и жесткой, почти жестокой, как бывает немилосердно холодное совершенство линий, извивов голубоватых вен под кожей. Выступающие ребра, тонкие ключицы, об его скулы можно было бы точить ножи. Под прикосновениями Таркин стонет до невозможности отзывчиво. Благодарность солона на вкус, Энакин слизывает каплю пота с влажного виска, ложится на спину, нетерпеливо дергает его на себя.
От благодарности Таркина сохнет горло, жаром скручивает внутренности, ногти до боли впиваются в ладони. Она скользит холодной смазкой по члену, нагревается быстро до температуры звездных ядер. Хочется спросить, всегда ли он берет с собой этот благодарственный тюбик, но Таркин уже мучительно медленно насаживается, выгнув спину, откинув голову назад. От тесноты, раскаленной, желанной, закатываются глаза, Энакин задыхается, тонет и горит в безбрежной запредельной благодарности Таркина.
— Капитан… крифф, я даже не знаю твоего имени. — Уилхафф. — Ужасно. — Меня не спрашивали. — Надо будет как-нибудь еще раз тебя спасти. Пару раз. — Или мне тебя.
235 слов не приходя в сознание
не з.
а.
не з.
а.